Из цикла «Моя жизнь среди евреев и некоторых других людей»

Теги: путешествия , сша , культурные контакты , животные , война (все теги облаком)

Недавно я побывала в Австралии. Нет, кенгуру не видела. Они там не ходят по улицам, а на зоопарк мне было жалко тратить время, хотелось смотреть на людей… Зато я наконец узнала, что на самом деле означает это слово — «кенгуру». Оказывается, с одного из аборигенских наречий оно переводится: «Я вас не понимаю». Кен-гу-ру. Англичане-поселенцы , впервые увидев странное животное, спрашивали аборигенов, как оно называется, а те, естественно, отвечали: «Кен-гу-ру». Англичане же думали, что это название животного. То есть они так думали, пока не поняли, что так называется вообще все на свете.

На прошлый праздник Суккот мы гостили у свекрови в Лос-Анджелесе . Муж взял напрокат машину, и мы поехали путешествовать по Калифорнии. Необыкновенной красоты горы, долины, леса, реки, водопады. Просторная, красивая, плодородная, богатая страна. В таком контексте часто добавляют: да вот дуракам досталась… но нет, ничего подобного, все тщательно ухожено. Это было поразительно: все такое величественное, гордое, огромное — и всюду ненавязчиво расставлены мусорные баки и чистые туалеты с туалетной бумагой и дезодорантами…. В гостевой пристройке у свекрови все стены заставлены стеллажами с книгами, которые она собирала с тех пор, когда была студенткой, а потом учительницей в школе. Из популярных книг по американской истории я узнала очень интересные вещи. Оказывается, еще в середине ХIХ века прекрасная Калифорния была мало заселена. Только по берегу океана начинали расселяться мексиканцы, но и те осели там недавно, и когда американцы начали отвоевывать эти места, мексиканцы довольно скоро ушли, почти без сопротивления. Поэтому все калифорнийские городки и местечки имеют испанские названия, и улицы тоже. А что касается местных индейцев, так их не то чтобы истребили, они как-то сами очень быстро вымерли от болезней. У них не было иммунитета к европейским вирусам.

Надо же, подумала я, какое одолжение они сделали американцам, насколько облегчили им жизнь. А теперь калифорнийские студенты устраивают в университете Беркли митинги по поводу израильской агрессии, и нет поблизости ни одного индейца, чтобы кое-что напомнить — просто нету, и все…

Приезжаю домой — в почтовом ящике лежит приглашение на конференцию австралийской Ассоциации еврейских исследований в Канберре. До Канберры прямых рейсов нет, как и вообще прямых полетов из Израиля в Австралию. Но можно с пересадкой в Гонконге долететь до Сиднея, а оттуда добраться до Канберры поездом, автобусом или самолетом. Еще я выяснила, что в Австралии жутко дорогие гостиницы, просто немыслимо. Стала расспрашивать, у кого есть родственники или друзья в Австралии, и через знакомых одного моего знакомого получила письма из Канберры и из Сиднея: две австралийские семьи приглашали меня в гости. Австралийские евреи принимают заповедь гостеприимства близко к сердцу.

Семья Коучер, которая приютила меня в Сиднее, была замечательная — просто как родные. Деннис, врач-кардиолог , увлекался живописью, все стены были увешаны его картинами. Он рано уходил из дома и поздно возвращался, я его почти не видела. Его жена Дайана, учительница иврита и истории в еврейской школе, милая, веселая и энергичная женщина, тоже много работала, но с ней мне время от времени удавалось встретиться на кухне. Все их дети были уже женаты и замужем, поэтому Деннис и Дайана написали мне, что приглашают меня в гости, у них большой дом, много места и они будут просто счастливы, если я у них поживу, и только их беспокоит, что мне не подойдет их уровень кашрута… Перед самым отъездом я получила по электронной почте сообщение, что в тот самый вечер, когда я прилетаю в Сидней (по местному времени это было около девяти вечера), они приглашены на свадьбу и их не будет дома, но они оставят мне ключ в цветочном горшке справа от двери.

Вот представьте себе: двухэтажная вилла на берегу океана, десять комнат или около того, сад, лужайка, все такое, и они оставят ключ какой-то женщине, которую они ни разу в жизни не видели, и которую их знакомые израильтяне, у которых они получили ее электронный адрес, тоже никогда не видели… В Лос-Анджелесе , на таких же точно фешенебельных чистеньких улочках, застроенных разнообразными виллами, перед каждой дверью торчит табличка с именем охранного агентства, все на запоре и на сигнализации, все бдят и боятся, это просто часть их быта — страх… Я уверена, что моя американская свекровь даже мне ключ в цветочном горшке не оставила бы, ей бы это в голову не пришло. Но еврейская Австралия — это другой мир, хотя там тоже говорят по-английски .

Мне отвели комнату на первом этаже, заставленную книгами, — у них тоже гостевой комнатой служила библиотека. Удивительно, но набор книг оказался почти такой же, как у нас, только по-английски . Гершом Шолем , Имре Кертис, Агнон , Сол Беллоу , Достоевский, Толстой, Талмуд в английском переводе, Танах с комментариями на двух языках, и целая коллекция двуязычных молитвенников на праздники и на будни.

Австралия находится на другом конце света, и там не все так, как в Америке. Во-первых , все медленно ходят (или очень быстро бегают, но это уже спорт) и по-настоящему улыбаются. Во-вторых , в феврале там лето. В-третьих , водители автобусов и машин сидят не слева, а справа, как в Англии. Когда я стала спрашивать водителя автобуса, где мне выходить, пассажиры устроили всеобщую дискуссию, как в Одессе или в Иерусалиме, автобус поехал очень медленно, все стали вслух громко читать номера домов, после чего водитель остановился прямо возле ворот нужного дома, а пассажиры махали мне руками из окон и желали счастливого пути. Когда в магазине в Сиднее мне не хватило пятидесяти австралийских центов на покупку пяти пакетов чипсов (я увидела на них американский экшер ), с двух сторон ринулись люди, протягивая мелочь — заплатить за меня. Но кассир, молодой красавец сикх в огромнейшем оперном тюрбане, гордо и невозмутимо отверг их притязания и сам положил в кассу эти пятьдесят центов. Я объясняю, что завтра уеду в Канберру и не смогу вернуть, а они кричат: «Конечно! Конечно! Тем более!» Я все время думала: что это мне напоминает? Ну конечно, Иерусалим, но даже не такой, как сейчас, а каким он был двадцать пять лет назад, когда каждый второй прохожий, услышав русский акцент, рвался поить тебя кофе, рассказывать историю своей семьи и помогать с трудоустройством. Вот это формула Сиднея: уровень жизни — как в Лос-Анджелесе , а стиль отношений — как в Иерусалиме (или даже как в поселениях ).

Сидней — сказочный город. В центре, на набережной — знаменитый оперный театр, построенный в пятидесятые годы, со своими прославленными фантастическими крышами. В свое время все это считалось супермодерном, но через полвека и с близкого расстояния театр выглядел немножко облезлым и даже почему-то смешным. В путеводителе написано, что эти роскошные крыши напоминают головные уборы католических монахинь или гигантские раковины, а мне казалось, что в некоторых ракурсах они похожи на лягушку, которая подавилась другой лягушкой, которая подавилась… И т.д. Но, конечно, австралийцам такое никак нельзя говорить, а на Сиднейский оперный театр надо просто смотреть с середины залива на закате, тогда он будет производить правильное впечатление.

Ярко-синий залив красив невероятно, тут же, рядом с театром, швартуются огромные океанские лайнеры, тут же можно сесть на морской трамвайчик и за десять минут попасть в отдаленный район, до которого автобусом добираться полтора часа. Еще в Сиднее есть метро и монорейл — вагончик, подвешенный к рельсу, бесшумно проносится над головой поперек улиц, по диагонали, сверху вниз, снизу вверх и вообще во всяких неожиданных направлениях, а заходят в него со второго этажа разных зданий. Говорят, он очень выручает в часы пробок. Воздух там свежий, потому что океан. Центр красивый, небоскребы, все сверкает, похоже на Манхэттен, только гораздо чище и, по-моему , как-то новее и интереснее. Купить, правда, ничего нельзя, потому что цены несусветные. Но поразительнее всего, что по этому фантастическому суперсовременному городу люди не носятся, как в Нью-Йорке , Москве и вообще везде, а двигаются плавно. И ласково улыбаются. С готовностью останавливаются и общаются. Полно китайцев и индусов, а также смуглых людей всех оттенков кожи из Индии, Индонезии, Полинезии, Малайзии и всяких других подобных мест. А вот дам в хиджабах не видно, не говоря уже о паранджах и бурках, какие можно увидеть в любом большом американском или европейском городе. Ну то есть совершенный край света, к которому ближе всего Дальний Восток, Китай, Япония и Индонезия (но до самого близкого аэропорта в Гонконге часов десять лету). А Ближний Восток — это, наоборот, с их точки зрения очень далеко, что, на мой взгляд, является парадоксом. Ну как можно сказать: «Это случилось на далеком Ближнем Востоке»? Даже по-английски это звучит несколько странно, поскольку Ближний Восток на этом языке это называется — «Middle East». Но для австралийцев такие парадоксы в порядке вещей.

На конференции один мужчина в прекрасном костюме признался мне, что его отец — ирландец, мать — итальянка, сам он, естественно, католик и при этом австралиец, но он не понимает, что это такое — быть австралийцем, и потому ходит на еврейские тусовки, чтобы узнать, как мы справляемся с проблемой идентичности. Другой, весьма романтичного вида молодой индонезиец, по профессии социолог, сообщил, что решил, наконец, эту проблему и находится на заключительной стадии прохождения гиюра. Пожилой протестант, болеющий душой за еврейское государство, приехал на конференцию из Брисбена, недавно пострадавшего от наводнения, и сурово отчитал меня за угасание сионистского духа в современной израильской литературе. Председатель австралийской Ассоциации еврейских исследований оказался женат на очаровательной женщине из экзотической индийской еврейской общины Бней Менаше.

Что же касается докладов, то мне довелось услышать не просто парадоксальные, а прямо-таки невероятные вещи. Один профессор-эмеритус , анализируя демографические перспективы Австралии, сказал, что в Индонезии сейчас быстро развивается исламский фундаментализм самого агрессивного толка, тамошние христиане и буддисты в панике и серьезно подумывают об эмиграции. «И куда им податься, как не к нам, в Австралию, — говорил профессор. — А это значит, что через несколько лет все иностранные рабочие у нас будут или цветные христиане или буддисты, они займут все ниши на рынке работы и не оставят места для мусульман. А это значит, что в то время, как в Европе и в Америке (не говоря уже, понятно, о Ближнем Востоке) будет усиливаться мусульманское давление и все будут бояться слово сказать, мы тут в Австралии будем в полном шоколаде. Потому что, ясное дело, людям, приверженным к демократическим ценностям, нынче гораздо удобнее иметь дело с христианами, с буддистами, да хоть с огнепоклонниками, но только не с мусульманами… ммм…. с фундаменталистами». Услышав такие слова на научной конференции, я прямо обмерла. Вот сейчас, думаю, политически корректные коллеги его по стенке размажут. Но ничего, все только улыбаются и кушают бутерброды (кошерные вроде бы), включая неизбежную мусульманскую феминистку по имени Фарида. Она тоже кушает и приятно улыбается. Вот что значит академическая свобода слова! Почитав австралийские газеты, я поняла, что это не только академическая, но вообще свобода – австралийцы никого не боятся, пишут и говорят, что думают, в то время как в Европе все до того обомлели от политической корректности, что даже уже и не думают… Видимо, австралийцы такие независимые потому, что их экономика напрямую завязана на Китай. Не знаю, у кого они покупают нефть, но от рынка арабской рабочей силы они, как следовало из доклада, не зависят и зависеть не будут, поэтому и могут себе позволить такую смелость высказываний, какую в Америке и Европе, не говоря уже об Израиле, даже и представить себе нельзя…

Но и в Сиднее, как в Калифорнии, карта являет свежему взгляду выветрившиеся остатки нечистой совести англосаксонских пришельцев — топонимику. Например, название района — Воллонгонг! Или бульвар Вуулумуулу… Это то, что осталось от аборигенов. Я видела одного аборигена на набережной — он был почти совсем голый, очень толстый, коричневый, вымазанный белой краской и предложил мне сфотографироваться с ним и с его змеей, но я испугалась, тогда он вздохнул и заиграл на исполинской трубе. Как дунет — прямо все в животе отдается…

Вернувшись в дом Коучеров, я нашла на полке книгу про австралийских аборигенов. Ее написал этнограф, который сам был наполовину абориген. Он писал, что у аборигенов было много разных этнических групп, у каждой своя культура, религия и языки, своя территория с четкими границами. Когда европейцы стали заселять Австралию, аборигены начали вымирать от болезней, как это случилось с американскими индейцами. Тогда поселенцы, порой с самыми лучшими намерениями, стали свозить их в общие поселки (там было удобнее снабжать их едой и оказывать медицинскую помощь) и таким образом за короткое время угробили хрупкую аборигенскую культуру, в первую очередь — языки. Аборигены в поселках не могли общаться друг с другом, потому что говорили на разных языках, и переходили на английский. От местных языков за время жизни одного поколения осталось только Вуулумуулу, потому что грамматика у них была чрезвычайно сложная. Теперь ее знают только два-три лингвиста в университете в Мельбурне, а больше никто, поскольку никому и не надо.

Молодежь, потеряв свой язык и культуру и утратив уважение к вождям и старейшинам, стала быстро спиваться. У них такая генетика — печень неспособна перерабатывать алкоголь. Поэтому им достаточно выпить пару рюмок — и готово, алкоголизм. В Австралии с середины двадцатого века ввели очень суровые законы, запрещающие продавать спиртное аборигенам — до полугода тюрьмы за бутылку виски. Но то ли опоздали с этим законодательством, то ли те сами что-то научились гнать, — в общем, меры не очень помогли.

В отличие от воинственных американских индейцев, которые все время воевали друг с другом даже во время нашествия белых (и вступали с белыми в союзы против других индейских племен), австралийские аборигены вымирали мирно и спокойно. Они следовали этике ненасилия и традиция предотвращения войн, которую развивали в течение тысяч лет. Значительная часть их культурного наследия относилась к области права и состояла в тщательно разработанных приемах мирного разрешения конфликтов, как внутриплеменных, так и межнациональных. Но против вирусов и всеобщего повального пьянства это не помогло.

А вот у нас опять обстреливают Юг из Газы. Господи Боже, почему Ты не поселил добродушных австралийских аборигенов на Ближнем Востоке? Может быть, они бы не спились, у нас ведь мало пьют… Зато у нас недавно двое молодых людей из арабской деревни Ауарта, одному девя…